Я начал играть в азартные игры на улицах Бруклина, когда мне было лет семь. Я щелкал бейсбольными карточками, подбрасывал монетки в один пенни и играл в стеклянные шарики. Когда мне исполнилось четырнадцать, я открыл для себя скачки.
Позже я стал мечтать о большем и занялся акциями на бирже. Я не задумывался об учебе в колледже, поскольку хотел пойти работать: мне нужны были деньги для игры.
К тому времени, когда мне исполнилось 17, моя жизнь была посвящена игре. У меня была работа, но большую часть времени я проводил в игре либо в мыслях о ней. Если я не спал, то проводил время, играя в карты на работе, как можно дольше задерживался в офисе брокеров, наблюдая за телеграфным аппаратом, автоматически печатающим на ленте последние биржевые новости, или играя в кости в коридоре, или исследуя заметки и счет бейсбольных матчей.
Вскоре мое увлечение игрой вышло из-под контроля. Я начал повсюду занимать деньги, в том числе в банках, финансовых компаниях, у родственников, друзей и даже у собственного начальника. Не имело значения где именно я доставал деньги. Я нуждался в них так же сильно, как наркоман нуждается в наркотике. Вскоре я в день делал ставки на такие суммы, какие зарабатывал за неделю, а то и за месяц.
Не играло роли, ставил я 1000 долларов за исход бейсбольного матча или играл в покер по 5 центов за кон. Я получал одинаковое удовольствие — кровь быстрее текла по жилам.
Когда к 23 годам я женился, мой долг был уже приличных размеров и я уже пересек невидимую линию, за которой начиналась болезнь патологического гэмблинга. Только с той поры я вредил уже не только себе, но и своей жене.
Кроме игр, меня ничто не заботило. Поэтому, разумеется, я не мог заботиться ни о жене, ни о детях. Я чувствовал к ним любовь, но, по сути, жил лишь для того, чтобы играть. Мы редко о чем-то разговаривали, разве что о скачках или о курсе акций. Спустя годы моя жена рассказывала, что сама начала разбираться в этих вещах, поскольку разговор о них был единственным способом заставить меня общаться с ней.
По мере того как ситуация ухудшалась, я уже начал грезить наяву о том, что если умру, то моя жена сможет получить страховку, и эти небольшие деньги помогут ей решить наши проблемы. Н то же самое время я продолжал надеяться, что мне выпадет большой выигрыш. Я всегда мечтал, что денег тогда хватит на норковую шубу для жены покупку' дома и новой машины.
Пока я играл, мы жили в маленькой бедной квартирке. Не хватало денег на то, чтобы заменить сломанную мебель или затертый коврик. Да ни бывал-то дома редко. Меня больше волновала следующая ставка, нежели условия, в которых жила моя семья, хотя и отрицал это или ограничивался пустыми обещаниями все изменить. Моя жена все глубже погружалась в депрессию.
Когда же мне порой все-таки удавалось выигрывать, я никогда не начинал выплачивать долги. Как я мог? Ведь мне нужны были деньги еще на одну ставку, которая должна была принести большой куш.
После семи лет брака и множества попыток бросить игру, я так ничего и не добился. Наконец я пришел к Анонимным Игрокам. Там мне сказали, что нужно рассказать о собраниях АН жене, но я был не в силах этого сделать. Я боялся, что если она узнает, насколько на самом деле я болен, то бросит меня.
В течение нескольких недель я втайне ходил на собрания. Дома я уже не говорил о скачках или игорных долгах. Моя жена, не понимая, чем вызвана такая перемена, стала подозревать, что я принял какое-то страшное решение или что долги стали такими большими, что нам уже не суждено было расплатиться. Дойдя до крайности, она потребовала от меня признания. Я тогда достал из машины хранимую там книжку по АИ и вручил ей. Она прочла и впервые за много лет ощутила надежду.
На следующий день представитель И-Анон по телефону поинтересовался, не желает ли моя жена пойти на собрание И-Анон, пояснив, что это организация, помогающая родственникам игроков решать проблемы и понимать, как вести себя с игроками.
Я осознал, что зависимость от игры разрушала наши жизни и, чтобы выздоравливать, мне нужно помимо всего прочего выплачивать долги. Ради этого я стал работать по семь дней в неделю на трех разных работах. На выплату долгов ушло более грех лет, зато потом, впервые с тех пор, как мне исполнилось 16 лет, я ощутил, что ничего больше не должен.
За двадцать лет моего выздоровления не прошло и недели, чтобы мы не ходили на собрание АИ и И-Анон. До сих пор я ощущаю необходимость компенсировать ущерб, который я причинил за первые семь лет нашего брака. Ради этого я прикладываю все силы, чтобы быть самым лучшим отцом и мужем.
Сегодня мое представление о семье и жизни вообще прояснилось. И, разумеется, я не занимаюсь ничем, что могло бы напоминать ставки.
У меня теперь есть все необходимое: великолепная жена, трое замечательных детей и хорошая работа. Я надеюсь, что дети, в свою очередь, встретят своих любимых, только им уже не придется проходить через ту боль, что прошли мы с женой.
Я следую принципу жить настоящим днем и стараюсь, чтобы этот день был хорошим для моей жены, детей и меня самого.